Для контактов пишите в гостевой книге

О ПЕСНЯ РУССКАЯ, РОДНАЯ!

Участники концерта

Программа концерта

Билеты

Поздравления

Н.В. Кутузов

Статья в газете "Культура"

Статья в газете "Советская Россия"

Статья в газете  "ПРАВДА"

Академический хор русской песни

Гостевая книга

Художественный руководитель и главный дирижер Академического хора русской песни народный артист СССР Николай КУТУЗОВ в беседе с Виктором КОЖЕМЯКО

Виктор КОЖЕМЯКО. Наша страна сегодня в тяжелейшем положении. В таком же положении — русская песня. С ней связана по существу вся ваша жизнь. А как это начиналось?

Николай КУТУЗОВ. Мне было десять лет, когда я начал петь на сцене. В Севастополе, в 1936 году. Жили мы тогда в Москве, но летом отец мой, в прошлом оперный певец, занимался в порядке шефской работы с флотскими хорами. Был там и оркестр, состоявший в основном из народных инструментов с добавлением духовой группы, что было естественно в военной среде. И они исполняли в основном русские народные песни, и даже такую классическую музыку, как «Камаринская» Глинки. У меня к тому времени был уже замечен голос, и вот появился я на летней эстраде с матросским оркестром.

В. К. Что пели?

Н. К. «Широка страна моя родная»... Тогда на Краснофлотском бульваре под открытым небом чуть не каждый день шла кинокартина «Цирк». Вот «Песню о Родине» Дунаевского из этого фильма я и начал со сцены петь. Потому что она очень мне нравилась! И не только мне, конечно.

Была еще одна песня, которая сильно пришлась мне по душе и которую я всегда пел с необыкновенным подъемом, — «Письмо Ворошилову».

Климу Ворошилову

Письмо я написал:

У меня, посмотрите, даже сохранился номер газеты с отзывом об исполнении той песни.

В. К. Газета «Красный черноморец» от 27 октября 1936 года — «краснофлотская газета Черноморского флота». Фотография и подпись: «Пионер Коля Кутузов, прекрасно исполнивший песню «Письмо Ворошилову». И текст заметки: «Всеобщее восхищение вызывает пионер Коля Кутузов. Едва заметный на сцене, он звонким чистым голосом под аккомпанемент оркестра исполняет песню «Письмо Ворошилову», написанную поэтом Л.Квитко и переложенную на музыку руководителем оркестра тов. Акуленко. Это один из лучших номеров вечера. Коле всего десять лет, но это несомненно высокоодаренный мальчик, обладающий чудесным голосом».

Н. К. Мне-то хочется обратить ваше внимание на другое — о чем была эта песня! То есть о чем писал мальчик наркому Ворошилову за пять лет до начала Великой Отечественной:

И вот, поскольку старший брат мальчика идет в Красную Армию, просит автор письма назначить его «в отряд передовой». Ну, «а если на войне погибнет брат мой милый, пиши скорее мне».

В повторе мы вдвоем пели, еще с одним мальчиком:

В. К. Вот оно, предвоенное патриотическое воспитание!

Н. К. Мы любили свою Родину и пели об этом вдохновенно... Дальше волею судеб был в моей жизни балалаечный оркестр Центрального дома Красной Армии. О его направленности уже само название говорит. Здесь звучали прежде всего народные песни и пляски. Это был удивительный ансамбль! Наряду со взрослыми танцевали и пели мальчишки. В военной форме.

Помню, после моего выступления на смотре самодеятельности в колонном зале (тогда я еще один выступал) наутро приходит к нам домой какой-то военный: «Здесь живет Коля Кутузов?» Мама говорит: «Да». А он: «Мы его берем на воспитание». «Позвольте, как это? Он живет в семье, я его мама». «Ну, это так называться будет. Он будет в военной форме. И выступать будет с красноармейским ансамблем. А как его назовешь? Воспитанник».

Дали мне галифе, гимнастерку, пилотку, ремень широкий. За ночь сапожник по размеру сшил маленькие сапоги. Ребята гужом шли за мной по улице!.. Проработал я с Красноармейским балалаечным оркестром два года.

В. К. Как его воспитанник?

Н. К. Да. Солист-воспитанник, так меня представляли. И воспитание было замечательное во всех отношениях! Мы соперничали с самим Краснознаменным ансамблем Александрова. Не раз в Кремле выступали, в Георгиевском зале, где присутствовали Сталин, Ворошилов, высшие командиры Красной Армии. Например, большой концерт был после победы на Халхин-Голе.

Вспоминая те годы, обязательно надо сказать еще вот о чем. Перед войной существовал в Москве Театр народного творчества. В том здании, где сейчас Театр сатиры. Мало кто теперь это и знает. Раньше был в этом здании мюзик-холл. Потом, в 1936 году, его закрыли, а открыли здесь Театр народного творчества, чтобы как можно шире представлять в столице таланты народные со всех концов страны. Есть ли сегодня у нас нечто подобное? Конечно, нет! Исчезают даже сами понятия эти — народное творчество, художественная самодеятельность, будто нет уже ни народа, ни творчества его, ни самодеятельности...

Так вот. На сцене того театра в 1937 году состоялся грандиозный музыкально-поэтический вечер «Народный поэт», посвященный столетию гибели Пушкина, которое, как известно, отмечено было тогда чрезвычайно широко. И на этом вечере я пел «Зимний вечер» композитора Яковлева на пушкинские слова. Успех был огромный. О вечере, и обо мне тоже в газетах много писали. А после я «Зимний вечер» и по радио много раз исполнял.

Но мне хочется сказать, как в Театре народного творчества строилась та программа — «Народный поэт». Это было такое действо многокартинное. Одна из картин, скажем, происходит в Артеке, в пионерском лагере. Пионеры поют Пушкина, читают Пушкина. Другая картина — пограничная застава. Командир читает: «Мчатся тучи, вьются тучи, невидимкою луна...» И пел там романс совсем молодой Георгий Виноградов, никому еще тогда не известный...

В. К. Вот это интересно! Кто же он был тогда?

Н. К. Красноармейцем был, солдатом. В этой картине на пограничной заставе выступали участники художественной самодеятельности — красноармейцы. Виноградов, помню, изумительно пел! А были еще картины в колхозе, в рабочем клубе и так далее.

В. К. Да, это дух времени, показатель действительного внимания к народным талантам.

Н. К. Что вы! Сюда же собирали талантливых людей в полном смысле со всей страны. Была программа, которая так и называлась — «Парад талантов». И многие начали здесь путь в профессиональное большое искусство, став, как тот же Георгий Виноградов, всей стране известными. Вот вам отношение Советской власти к талантам из народа.

В. К. И народные песни пели?

Н. К. Конечно! Посмотрите программу. Вот целое отделение народных песен — «Ярмарка поет»...

В. К. Итак, судьба народной песни и народных талантов неотделима от судьбы страны? Советские тридцатые годы, проклинаемые ныне на все лады, открывали широкую дорогу талантам! А не скажешь, что вам просто повезло? Я знаю, перед войной вы еще снялись в фильме «Тимур и его команда», роль Гейки — одна из главных. Учились в Центральной детской музыкальной школе при Московской консерватории, а начиналась она как группа особо одаренных детей. Кто-нибудь может отнести все это за счет того, что отец ваш был причастен к искусству — дескать, помог составить протекцию. Нынче вон для совсем безголосых чад покупают место и на телеэкране, и на радио, и на эстраде...

Н. К. Э-э-э, такого в мои годы представить не могу! В кино меня взяли потому, что заметили в концерте на сцене Большого театра. В группу одаренных детей при консерватории приняли — после очень серьезного прослушивания, в котором участвовали профессор Дмитрий Львович Аспелунд и сам тогдашний директор Московской консерватории знаменитый Гольденвейзер. А что касается отца... Возьмите другую, очень типичную и характерную судьбу — одной из ведущих солисток нашего хора Екатерины Семенкиной.

В. К. Это передо мной ее пластинка? «Екатерина Семенкина. Русские народные песни и песни советских композиторов». Предисловие музыковеда: «Родилась в Москве, в рабочей семье. Ее отец, уроженец Рязанского песенного края, в молодости не расставался с гармошкой. Мать, выросшая на Смоленщине, была замечательным знатоком и исполнительницей русских песен. От своих родителей Катя и унаследовала любовь к народному музыкальному искусству, ставшему затем частью ее жизни. Она сочетала учебу в школе с занятиями в различных кружках, играла на домре, с большим успехом пела «Катюшу» Блантера, под аккомпанемент балалайки в дуэте с подругой исполняла частушки.

В годы Великой Отечественной войны семья Семенкиных была эвакуирована в Саратовскую область. Четырнадцатилетняя девочка работала в колхозе, легко и споро справлялась с работой, а в свободное время пела в организованных ею же кружках художественной самодеятельности.

Возвратившись в 1944 году в Москву, Екатерина поступила ученицей токаря на электроламповый завод имени Яблочкова. Вместе с матерью выступала в русском народном хоре клуба имени Свердлова. Однажды летом, в выходной день, коллектив фабрики выехал на массовку. Среди участников массовки был баянист из русского хора Всесоюзного радио. Он-то и посоветовал Кате попробовать свои силы в профессиональном искусстве.

Русский хор Всесоюзного радио был в ту пору молод. Его артистами стали демобилизованные воины, участники художественной самодеятельности. Сильный, красивый, инструментально ровный, приятного тембра голос девушки был замечен. После прослушивания ее сразу же приняли в хор. Вскоре она стала одной из ведущих солисток. Завязалась творческая дружба Екатерины Семенкиной с Антониной Фроловой»...

Замечательный был дуэт! Это ведь они спели «Огней так много золотых на улицах Саратова» в фильме «Дело было в Пенькове»?

Н. К. Нет, там Семенкина пела с Людмилой Зыкиной, тоже начинавшей в нашем хоре. А потом эту прекрасную песню композитора Кирилла Молчанова и поэта Николая Доризо действительно исполняли Семенкина и Фролова.

В. К. Екатерина Ефимовна стала вашей супругой, насколько я знаю?

Н. К. Верно. Однако не ее замужество, как и не мой ' отец, в основе творческих успехов. Полагаю, в основе — дар Божий, которому помогли развиться очень благоприятные условия, созданные для этого в Советской стране.

Удивительно: даже война, когда музы, как с древности говорилось, молчат, не прервала у нас великое искусство и культуру. Это же факт, что советское искусство, а песня — особенно, помогли одержать Победу!

В начале войны я, четырнадцатилетний, оказался под Уфой — с киногруппой, снимавшей фильм «Бой под Соколом». Попали мы сразу в положение беженцев. А родителей в Куйбышев эвакуировали. Едва разыскал я их и с трудом к ним добрался. И в Куйбышеве стал рабочим сцены Большого театра. Труд был каторжный для подростка, да тут и работали тогда только подростки и раненые бойцы. Зато я прослушал весь репертуар Большого! Великие певцы — Козловский, Барсова, Рейзен, Михайлов... Великие дирижеры... Напитался я изумительными голосами и музыкой так, как едва ли где еще удалось бы. Все это повлияло, конечно, на выработку вкуса...

В. К. И все-таки — хор русской песни, а вы — его художественный руководитель и главный дирижер. Как это произошло?

Н. К. Очень просто. Вернувшись в Москву, закончил Центральную музыкальную школу. Петь уже несколько лет мне было нельзя, потому что голос ломался. Как быть? Я выбрал хоровое отделение Московской консерватории, которым руководил новый ее директор Владислав Геннадиевич Соколов, известный хоровик, руководитель детских хоров.

Это был 1945-й победный год. Первый послевоенный набор. Состоял он в основном из выпускников хорового училища Свешникова. Вместе со мной на хоровое отделение пришли такие будущие знаменитости, как Минин, Юрлов, другие очень талантливые ребята. Они занимались в детском отделении Ленинградской хоровой капеллы, вместе с ней были эвакуированы куда-то за Урал. Свешников нашел их там и сделал добро: поскольку в Ленинград еще не пускали, взял к себе в Москву. Добился помещения, разрешения на открытие хорового училища — и открыл его. С этими ребятами. В 1945-м состоялся как раз первый выпуск, и в консерватории они стали моими однокурсниками.

В. К. Вы считаете, что выбор сделали правильный?

Н. К. Безусловно! Во мне дала о себе знать, я бы сказал, та хорошая закваска русской народной песни, которую я получил и в Красноармейском балалаечном ор-кестре, и в Театре народного творчества, и от отца, певшего русские песни мне еще в раннем детстве. Ну и в консерватории очень хорошо были поставлены занятия по народному творчеству. Мы десятками заучивали русские песни! И при изучении классиков — Римского-Корсакова, Балакирева, Мусоргского, Чайковского — наше внимание все время обращалось на использование, претворение народной песни в их творчестве. Так что я варился в этом соку. И был по-настоящему счастлив.

А правительство... Это было тогда, конечно, народное правительство. И оно заботилось о воспитании народа, о возвышении его моральных качеств, о приобщении к истинному искусству. В полной мере проявлялось это на радио, которое значило в то время, может быть, даже больше, чем телевидение сегодня. И вторым моим великим счастьем, я считаю, что после окончания консерватории в 1950 году попал на Всесоюзное радио. В хор русской песни, с которым неразрывно связан уже пятьдесят лет.

В. К. Что же значит в вашем представлении русская песня для нашей страны и нашего народа? Что значила она в то время, когда вы возглавили хор, получивший затем всесоюзную и мировую известность?

Н. К. О, это даже трудно выразить! Вот иногда повторяют, не очень-то вдумываясь: «Песня — душа народа». Но ведь это в самом деле, без всякого преувеличения — так! А душу можно поднять, возвысить, но можно и унизить, даже убить. В чем мы наглядно убеждаемся сегодня...

Родился наш хор на волне национального подъема. На радио после войны тысячами шли письма: хотим больше слышать народных песен! Я уже сказал, да это и всем известно, какую огромную вдохновляющую роль сыграла песня во время Великой Отечественной войны. Но и в последующие, тоже трудные годы роль эта была не меньшей.

Не случайно именно тогда постановлением ЦК на радио были созданы хор русской песни и оркестр народных инструментов. Перед нами стояла задача не только исполнять известные песни, но и открывать для слушателей новые, еще не получившие до тех пор концертного звучания. Немало таких песен мы находили в изданных сборниках, но, кроме того, начинает широко развиваться фольклористское движение. При Московской консерватории создается кабинет народного творчества. При институте имени Гнесиных — то же самое. В Союзе композиторов организуется специальная секция фольклорная. Они ездят по стране, ищут, записывают народные песни.

И вот я прихожу в консерваторию и слушаю эти записи. Техническое качество часто было очень неважное. Да и для концертного исполнения многие песни нуждались в определенной обработке. Однако я понимал, к какому бесценному богатству прикоснулся, как важно донести его до миллионов моих соотечественников!

Нам давали широкую возможность звучать в эфире, но работать для этого надо было весьма интенсивно. Представьте себе, с различными программами мы выступали десять раз в месяц! Чтобы подготовить эти программы, приходилось изучать десятки песенных сборников и прослушивать сотни записей фольклористов. А потом отбирать, как-то классифицировать, обрабатывать, вводить в репертуар. Конечно, это был великий труд, но и великая радость.

В. К. А кто помогал вам в этом труде? Какое участие в создании репертуара хора принимали другие композиторы?

Н. К. Активное участие. И многие. Александр Абрамский, например. Это большой композитор, ученик Мясковского. Притом страстный энтузиаст фольклора, русской песни. Фольклор он воплощал и в произведения крупных музыкальных форм — скажем, ораторию «Человек идет» взял для исполнения Евгений Светланов. Мы исполняли эту ораторию с его оркестром, он дирижировал.

Саша Аверкин, ученик Абрамского. Александр Савватиевич его нашел, воспитал, и вот вырос очень интересный композитор, самородок настоящий. Он тоже обрабатывал песни для нашего хора. И частушки. У него такая жилка была — частушечная. Сам он веселый был человек, необыкновенно мобильный, ездил по разным весям, записывал, тут же на ходу обрабатывал и сочинял, вместе с деревенскими жителями исполнял, на баяне играл.

В. К. Мой земляк, рязанский! Из деревни Шафторка Сасовского района.

Н. К. Если о композиторах говорить, то работавшие в русле народного творчества становились и нашими авторами, тот же Аверкин или Ростислав Бойко, Пономаренко или Поликарпов, Пахмутова или Туликов, Анатолий Новиков или Федор Маслов... Помните песню «От колхозного вольного края»? Это его, Маслова.

В. К. На меня особое впечатление в исполнении вашего хора производила всегда классика русской народной песни — «Байкал», «Ермак», «Коробейники», «Тонкая рябина», «Светит месяц». Вроде все известно, а впечатление каждый раз настолько сильное, как будто слышишь впервые.

Н. К. Это с самого начала было весьма значительное направление в нашей работе — исполнение, как вы сказали, русской песенной классики, то есть широко известных популярных в то время песен. И мы действительно старались добиваться первозданной свежести их звучания.

Словом, у нас сложился очень большой пласт народной русской песни. И старинной, и современной. Тематически очень обширный: песни патриотические и плясовые, свадебные и хороводные, лирические и трудовые, революционные и шуточные. Самых разных сословий — крестьянские и городские, солдатские и казачьи, песни рабочих. А география какая! Московские, брянские, рязанские, вологодские, архангельские, смоленские, уральские, тульские, песни донских казаков, песни бассейнов Волги и Оки...

В. К. А что вы имеете в виду, говоря «современная народная песня»?

Н. К. Песенная классика прошла иногда через столетия. Но есть гораздо более молодые песни, тоже рожденные народом. И есть, как я уже отмечал, композиторы, работающие в русле народной песни. Первым таким советским композитором был Владимир Захаров.

В. К. Замечательное явление! Тут, конечно, сыграли свою роль и стихи Исаковского, и Хор имени Пятницкого...

Н.К. Да-да! Вот, кстати, почему Захаров стал сочинять эту музыку? Его назначили после Пятницкого руководителем хора. И он, напитавшись уже народной песней, умея разговаривать, мыслить языком этой песни и вместе с тем слыша в жизни новые интонации, новые ритмы, создал такой удивительный сплав традиций и новизны! «Вдоль деревни от избы и до избы», «Дайте в руки мне гармонь», «Зелеными просторами», «И кто его знает»...

О чем эти песни? Про любовь. И в то же время — про свою страну. Народные песни, почти все про любовь, но они несут и большое чувство, связанное с родной страной, а значит, это всегда патриотические пес» ни.

В. К. У Захарова еще совершенно необыкновенно передан дух времени! Дух тридцатых годов — это, с одной стороны, Дунаевский («Широка страна моя родная», «Утро красит нежным светом»), а с другой — конечно, Захаров. Там город, здесь деревня, но общий в чем-то дух.

Н. К. Оптимистическое наполнение нашего бытия в то время.

В. К. Тридцатые годы здесь прямо-таки звенят! Вот говорят, что все это фальшь, но ведь трудно, невозможно поверить. Конечно, жизнь во многом нелегкая была, но помогали же эти песни людям жить.

Н. К. Какая фальшь! Какая фальшь, когда люди от всего сердца пели эти песни, потому что чувствовали — это их песни, они выражают их суть. Самое главное в них.

Что значит плохо жили? Я воспитывался в небогатой семье. Отец один работал, а нас было четверо детей. ну, скромно мы жили. Никаких пирожных у нас не было, ни разносолов и деликатесов. Но! Небо — голубое, трава — зеленая, солнышко — ясное...

А теперь? Теперь перешли на деньги и деньгами только все мерят. Деньги хапают, грабастают, лишь о деньгах говорят и думают. Потеряли многие человеческий облик!

В. К. Народная песня всему этому противостоит.

Н. К. Безусловно. Там же совсем иные чувства! Народную песню сочиняли, как правило, люди трудовые, от этого и основные жанры ее. Народная русская песня - это благородство, это строгие обычаи, это нравственная чистота. С такой песней люди должны были вести достойную жизнь.

В. К. Мне памятны многие ваши программы на радио, а потом и на телевидении. Но, наверное, особое место среди них занимает цикл просветительских музыкально-литературных радиопередач «России звонкие края». Сколько лет вы его вели?

Н. К. Шестнадцать. Два раза в месяц по первой программе радио. Более трехсот передач прошло и было записано для фонда. А всего нами записано более четырех тысяч произведений...

В. К. И все это мертвым грузом лежит сейчас на полках, никто этого не слышит?

Н. К. Увы! Я даже сам не могу воспользоваться теми записями.

В. К. Прервался цикл «России звонкие края», конечно, благодаря нынешним «реформам»?

Н. К. Естественно, потому что эфир стали продавать! Раньше о таком даже помыслить было невозможно. Как это — пустить в эфир кого попало? Эфир же на всю страну, но он может и гадость преподнести, сбить людей с толку... Однако вот произошло.

А началось с так называемой «перестройки». Говорили, нужна она для того, чтобы улучшить социализм, а получилось, что мы утонули в диком капитализме. Позволили проходимцам растащить народное достояние, все стали мерить на деньги, радио и телевидение или отдали в частные руки, или же, лишив поддержки государственной, заставили продавать эфир. А мы, государственные хоры и другие творческие коллективы, ни за студии, ни за записи, ни за привлечение звукорежиссеров не имеем возможности платить. У нас даже нет денег на приобретение новых произведений'.

В. К. Называется — коммерциализация...

Н. К. Вот эта коммерциализация все и разрушила. Теперь мы должны думать об одном: где заработать деньги. Обращаешься к администраторам по поводу концерта, а они говорят: у вас очень большой коллектив. Значит, нужно ехать какой-то маленькой группой — а что остальные будут делать? Это дезорганизует всю работу. А ведь для хора очень важны последовательность, систематичность, иначе не получится ничего. И вот в результате такой уникальный коллектив практически топчется сейчас на месте.

В. К. Это ведь не только ваша судьба?

Н. К. Всех, кто относится к «некоммерческой культуре»!.. Хорошо хоть мы еще существуем. Но чтобы номинально нас сохранили, к властям обращался весь цвет нашей музыкальной культуры — Свиридов, Светланов, Архипова, Пахмутова...

В. К. А топор уже заносили?

Н. К. Да! И все время мы под дамокловым мечом. '

В. К. Но давайте вернемся к замечательным передачам «России звонкие края». Это была ваша инициатива?

Н. К. Да, я взял на себя смелость и предложил: позвольте мне создавать такой цикл, где я регулярно разговаривал бы со слушателями о народной песне — рассказывал бы о ее истории, бытовании, жанрах, об уникальных собирателях, исполнителях и творцах этой песни — типа легендарной Ольги Ковалевой или сибирской песенницы Аграфены Оленичевой, о солистах и композиторах нашего хора. Были передачи проблемные — например, «Современное прочтение народной песни». Ну и так далее: «Песни Подмосковья», «Песни станицы Вешенской», «Песни русского Севера», «Окские свадебные песни», «Народные песни родины Чайковского», «Воронежские песни», «Кубанские песни», «Народные песни в обработке композиторов-классиков», «Песни гражданской войны», «Песни русской зимы», целые серии — «Песни народов России» и «Ответы на письма радиослушателей»... Я вел рассказ. И все это сопровождалось песнями.

В. К. Колоссальная программа! И сколько времени продолжалась каждая передача?

Н. К. Сперва 35 минут, а потом, когда «раскусили», — 45.

В. К. Я помню, была прекрасная передача «Песни родины Есенина».

Н. К. Записывала эти песни музыковед-фольклорист Галина Павлова.

В. К. Прямо в Константинове записывала?

Н. К. Была она и в Константинове, и в окрестных селах. Разговаривала с сестрой поэта. Александра Александровна ей напела песню «Это дело было раннею порою». Именно об этой песне писал в свое время Есенин, обращаясь в стихах к сестре: «Ты запой мне ту песню, что прежде напевала нам старая мать».

И вот много лет спустя, к 90-летию со дня рождения поэта, то есть в 1985 году, песня эта прозвучала в моей передаче! Событие не только для меня и нашего хора — для всех слушателей.

В. К. Еще бы! Вернуть песню, ставшую частицей есенинской классики...

Н. К. Потому я не мог без волнения о ней говорить. И хор наш ее исполнял, как мне кажется, с особым чувством.

В. К. Не одна эта песня пришла к вам через сестру поэта?

Н. К. Несколько. Исполнение самой Александры Александровны произвело на Галину Павлову неизгладимое впечатление. Она вспоминала, что пела сестра Есенина тихо, неторопливо, будто рассказывала песню. Голос ее завораживал. Недаром же поэт так любил ее слушать!

Пели нашим фольклористам и местные жители — современницы и современники Есенина. Многое в мою передачу вошло — широко прозвучал песенный есенинский край.

В. К. Теперь это уже не звучит. Так ведь?

Н. К. За последнее десятилетие разрушено все самое лучшее на радио и телевидении. Раньше как было? Центральная музыкальная редакция, затем главные музыкальные редакции. Это по жанрам: симфоническая, камерная, вокальная, эстрадная. Специальная была редакция народного творчества — всех республик. И отдельно еще редакция русской песни!

Программы составлялись для всех станций, причем смотрели: если вчера была какая-то песня, сегодня уже она не давалась — только через неделю. То есть была профессиональная работа на высшем уровне!

В. К. И редакторы, конечно, были высочайшей квалификации?

Н.К. Еще бы!

В. К. Ольга Доброхотова работала?

Н. К. Она была главным редактором русской редакции. Дочь Ивана Скобцова, знаменитого солиста Большого театра, который бесподобно исполнял русские народные песни...

Так вот главной музыкальной редакции был подчинен фонд. А теперь мы не записываем в фонд! Денег нет на это. И мы, как я уже говорил, не можем брать из фонда наши записи. У меня там более двухсот только моих оригинальных произведений, но... говорят, что я должен платить, чтобы какой-то своей записью воспользоваться.

В. К. Я недавно услышал на этот счет: «Брать по бартеру».

Н. К. Это не бартер — это бардак называется... В связи с отлучением от эфира и телеэкрана мы лишились всего. Представьте, чтобы перевезти инструменты с нашей базы в Дом звукозаписи, мы ловим на улице машины! Платить нечем. Директор платит свои деньги, а потом ходит и добивается компенсации. У нас совершенно нет денег ни на транспорт, ни на костюмы, которые уже обветшали, вообще на творческую жизнь.

И притом мы видим: все время идут какие-то пышные презентации. Шампанское льется рекой — колоссальные деньги тратятся. На что? Во имя чего?

Недопустимо низкий уровень музыкальных передач — результат того же, что все перевели на деньги. Приходят со своими записями, а качество их крайне низкое, делается все кустарно. Это во-первых.

В. К. А во-вторых?

Н. К. Кому-то все это надо.

В. К. Наверное, именно это — во-первых! Ведется ведь определенная политика.

Н. К. Согласен. Умышленно внедряют пародию на музыку. А люди думают: о, раз по телевидению и радио звучит — значит, это и есть культура.

Тут вопрос воспитания. Что ты дашь, то и будут воспринимать. А сегодня народ почти не слышит настоящей музыки. Я помню, восемь лет мне было, и мы в школьном хоре пели «Хор поселян» из «Князя Игоря», «Хор девушек» из «Евгения Онегина», пели очень интересные русские народные и советские песни. Все это вызывало возвышенные чувства! В. К. А сейчас?

Н. К. «Я просил, а она не дала»... Да-да, я сам слышал!

В. К. Слышу и я. Знаете, наверное, по контрасту очень взволновала меня на юбилейном концерте ваша песня «Одолей-трава». Девушка поет про свою любовь к женатому человеку:

То есть слова, которые он говорил и пел ей про любовь.

Сколько целомудрия и чистоты в духе лучших традиций русской народной песни! Но кто слышит это сегодня? Слышат совсем, совсем другое...

Н. К. Отвратительно, когда какой-то небритый мужик хрипит, а не поет. Все это антимузыка, антипесня, антинравственность.

В. К. Антикультура.

Н. К. Вот что преподносится людям. Где вы сегодня услышите по телевидению или радио хор? У нас же прекрасные хоры!

В. К. Я много лет не слышал Хор имени Пятницкого и Северный народный хор — думал, что их уже и нет. И вдруг на вечере, посвященном столетию со дня рождения Леонида Леонова, — выступают. Такое богатство скрыто от народа! А вместо этого насаждается, внедряется, утверждается восхищение какими-то третьесортными исполнителями с Запада. Их превращают в кумиров, хотя зачастую они нашим в подметки не годятся, но зато поют по-английски!

Н. К. Злая цель — отвратить от своего, родного. Внушить, что оно — ничто. Настоящая агрессия на русский народ!

Я иду по улице Горького и почти не вижу русских надписей. А где-нибудь на Западе вы увидите надписи и рекламу по-русски?

В. К. Если о культуре говорить, то ведь с Запада к нам чаще всего идут сегодня не лучшие ее образцы, которые там есть, а дешевка, масскульт, суррогаты. Вот какое ваше мнение об этом — мнение профессионала?

Н. К. Я же сказал: антимузыка. Она неискренняя и может только неискушенных юнцов привлечь. Но ведь эти неискушенные юнцы — наше будущее! С целью подорвать и обескровить наш народ, чтобы наши люди в будущем стали только попрошайками, это и делается.

В. К. Если раньше искусство поднимало людей, в полном смысле поднимало — духовно и нравственно, то теперь — опускает.

Н. К. Да все, что делала Советская власть, было направлено на возвышение народа. Появлялись дворцы культуры, стадионы, строились новые театры, дети почти бесплатно ездили в пионерские лагеря, были «Артек» и «Орленок». А теперь же и в лагерь обыкновенной семье ребенка не на что отправить! А лекарства? Словом, во всех отношениях мы ограблены — и в материальном, и в смысле культуры.

И я удивляюсь, что интеллигенция наша в большой своей части не понимает происходящего. Поддерживает все это из мелких каких-то интересов.

Очень меня это волнует. Не дает покоя сердцу. Богатства народа продолжают присваивать негодяи, утаскивая их за границу. Вот еще хотят распродавать землю. Тревожно, до предела тревожно за родную страну! И ужасно, что русский народ все меньше знает народные русские песни...

Всегда с большим интересом я читаю «Советскую Россию», «Правду», потому что эти издания проливают свет на нашу теперешнюю жизнь, ставят насущнейшие проблемы, призывают людей очнуться от спячки. Если народ не придет в себя и не приложит усилия, чтобы изменить положение, участь наша будет жалкой. Очень хочется, чтоб все-таки было иначе!

Финансовая поддержка

Информационная поддержка:

Информационная поддержка